«Чувства страха ещё не было...»
Михаил Хрыков, во 2-й кампании в Чечне пулеметчик 245-го гвардейского мотострелкового полка, гвардии рядовой.
— В конце мая 1999-го со сборного пункта в Дзержинске нас, молодых, привезли в полк. Реально боевая учеба началась не сразу, а когда попали на полигон. РПК (ручной пулемет Калашникова —авт.) знал нормально, мне любая техника давалась легко. Ночью, в дождь, всех нас подняли по тревоге, построили, выдали смертники и на машинах поехали на станцию, грузиться. Сердце щемило, нехорошо было на душе, тревожно. Понимали, что не на «картошку» едем. Потом как-то себя переборол. Не было у меня такой мысли, чтобы откосить. Так мы и приехали в Чечню…
Когда к Рубежному подходили, заметил: что-то земля под ногами мелко вздымается. Да это же пули ложатся, по нам стреляют! Все — туда-сюда, кого-то ранило, суматоха пошла. За что-то прятаться стал. Сами стреляли: куда? Чего? Где? Впереди куча домов — откуда по нам стреляют? Водонапорная башня стоит — в неё разве попадешь… Стреляли по нам из автоматов калибра 5,45 мм. Одному парню нос пулей пробило, навылет.— «Я не пойму, — говорит, — что у меня с носом?» — «Дырка у тебя в носу!». У другого, звали его Сенька Малой, китель прошило, пуля вошла и вышла, он маленький, ему кителя по размеру не было, на пару размеров больше достался, как балахон. Когда стали отступать, начали раненых оттаскивать, то Димку с моего отделения в ногу ранило, он упал, я ему, сначала не понял, кричу: «Хватит валяться!» — «Не могу идти, ранило!». Чувства страха у меня еще не было. Стрелял я тогда много, у меня было два подсумка, восемь магазинов по сорок пять патронов. Я, когда отходил в зеленку, то еще и заряжал пустые магазины, сам набивал их патронами из цинков. Патронов у нас было много, проблемы с ними не было, бери — сколько хочешь.
Десятого октября был мой последний бой… Поехали утром, задача: нашу технику разбитую забрать. Пока ехали, смотрели, как работает артиллерия. Не помню, сколько километров ехали. Наконец, приехали на место боя. Стоят разбитые «бэхи», башни сорваны. Грузили убитых разведчиков — страшно было на них смотреть. Думаешь про себя: секунда какая-то и ты можешь оказаться на их месте. Сидим на броне, нас всего на БМП было шесть человек, трое на броне и с нами офицер, незнакомый майор подсел из штаба полка. Вдруг вижу, как что-то летит в нашу сторону, но чуть правее. Это был выстрел из РПГ. И не столько взрыв, сколько удар, а внутри — сильная вспышка. Хотя пробоина в броне большая была. Из башни вытащили Пашу-стрелка, у него волосы обгорели, и лицо обожгло, ничего не видит, наводчику Гордееву осколок попал в ногу. Взяли раненых и — ползком-ползком от машины, я Паше только говорю: «Сейчас влево, сейчас вправо»: у него от вспышки зрение отказало. Машину свою бросили, и ползком, травой уходили, а нас было видно – обстреливали. Долго-долго возвращались в лагерь уже на другой броне... Спал я в ту ночь у костра, на бронежилете. Это была первая ночь в Чечне, когда я выспался...
Проживает в Нижегородском районе.
Михаил Хрыков, во 2-й кампании в Чечне пулеметчик 245-го гвардейского мотострелкового полка, гвардии рядовой.
— В конце мая 1999-го со сборного пункта в Дзержинске нас, молодых, привезли в полк. Реально боевая учеба началась не сразу, а когда попали на полигон. РПК (ручной пулемет Калашникова —авт.) знал нормально, мне любая техника давалась легко. Ночью, в дождь, всех нас подняли по тревоге, построили, выдали смертники и на машинах поехали на станцию, грузиться. Сердце щемило, нехорошо было на душе, тревожно. Понимали, что не на «картошку» едем. Потом как-то себя переборол. Не было у меня такой мысли, чтобы откосить. Так мы и приехали в Чечню…
Когда к Рубежному подходили, заметил: что-то земля под ногами мелко вздымается. Да это же пули ложатся, по нам стреляют! Все — туда-сюда, кого-то ранило, суматоха пошла. За что-то прятаться стал. Сами стреляли: куда? Чего? Где? Впереди куча домов — откуда по нам стреляют? Водонапорная башня стоит — в неё разве попадешь… Стреляли по нам из автоматов калибра 5,45 мм. Одному парню нос пулей пробило, навылет.— «Я не пойму, — говорит, — что у меня с носом?» — «Дырка у тебя в носу!». У другого, звали его Сенька Малой, китель прошило, пуля вошла и вышла, он маленький, ему кителя по размеру не было, на пару размеров больше достался, как балахон. Когда стали отступать, начали раненых оттаскивать, то Димку с моего отделения в ногу ранило, он упал, я ему, сначала не понял, кричу: «Хватит валяться!» — «Не могу идти, ранило!». Чувства страха у меня еще не было. Стрелял я тогда много, у меня было два подсумка, восемь магазинов по сорок пять патронов. Я, когда отходил в зеленку, то еще и заряжал пустые магазины, сам набивал их патронами из цинков. Патронов у нас было много, проблемы с ними не было, бери — сколько хочешь.
Десятого октября был мой последний бой… Поехали утром, задача: нашу технику разбитую забрать. Пока ехали, смотрели, как работает артиллерия. Не помню, сколько километров ехали. Наконец, приехали на место боя. Стоят разбитые «бэхи», башни сорваны. Грузили убитых разведчиков — страшно было на них смотреть. Думаешь про себя: секунда какая-то и ты можешь оказаться на их месте. Сидим на броне, нас всего на БМП было шесть человек, трое на броне и с нами офицер, незнакомый майор подсел из штаба полка. Вдруг вижу, как что-то летит в нашу сторону, но чуть правее. Это был выстрел из РПГ. И не столько взрыв, сколько удар, а внутри — сильная вспышка. Хотя пробоина в броне большая была. Из башни вытащили Пашу-стрелка, у него волосы обгорели, и лицо обожгло, ничего не видит, наводчику Гордееву осколок попал в ногу. Взяли раненых и — ползком-ползком от машины, я Паше только говорю: «Сейчас влево, сейчас вправо»: у него от вспышки зрение отказало. Машину свою бросили, и ползком, травой уходили, а нас было видно – обстреливали. Долго-долго возвращались в лагерь уже на другой броне... Спал я в ту ночь у костра, на бронежилете. Это была первая ночь в Чечне, когда я выспался...
Проживает в Нижегородском районе.
