«Жить осталось минуту от силы…»
Олег Шатохин, зам. командира батальона 245-го гвардейского мотострелкового полка, гвардии капитан.
— Чечня, первая кампания, 21 февраля… Как меня ранило… Вышли с боем к дороге южнее Грозного. Вижу — из Грозного едет «жигуль», «пятерка». Ждем, сейчас подъедет, но она разворачивается. Стали по ней стрелять, из машины выскочили несколько человек и залегли на обочине. Надо подъехать, посмотреть, кто такие. Подъезжаем на танке – в машине никого нет. Машина стоит, открываю дверь, а на заднем сиденье — картина. Только крикнул: «Терёшкин! Посмотри, что здесь» — из «зелёнки» трассеры полетели. Первый трассер попадает по танку, я разворачиваюсь — сноп пуль летит на меня, голову нагибаю, сначала мне в плечо толкнуло, а потом я развернулся — и вторая очередь мне голень пробила и бедро левое. Удар был такой, что как кувалдой. Понимаю, что стреляли из пулемета, метров со ста, очень близко стреляли. Это были те, кто выскочили из машины. Дикая боль, начинаю падать в этот арык, а там сидит боевик, хватаю его за шею, и чувствую, что силы у меня уходят. Боевик в арыке был без оружия, помню, что с ярким шарфом. Подбежавшие ребята— разведчики его замочили сразу. Тут эта машина с картиной загорелась и взрывается. Огромный факел огня!
Прапорщик Петров оттащил меня метров на пятьдесят, а чувствую, что я по горло в крови, весь мокрый, кровь из ноги хреначит. Понимаю, что жить осталось минуту от силы, кричу. Ребята перетягивают мне ногу этим «духовским» шарфом и закручивают его шомполом на ноге. Крепкий такой шарф был. Воткнули промедол мне, в ногу, легче стало. Терёшкин тоже был тяжело ранен. Как он выжил – не понимаю, в живот пуля попала, там все внутри намотало. Забросили меня на броню, тут и майор Васильев подъехал, и давай на меня: «Что ты наделал? Что я без тебя делать буду?» — «Задание выполняй…» Импульсивный был разговор. — «Давайте везите его на танке к медсанчасти!». Виталий Зябин, командир разведроты полка, меня повез.
Перенесли меня, раненого, на матрасе вместе с Лёхой Терёшкиным через канал, там «бэрээмка» стояла. Потом — в санитарную машину, и повезли в медроту полка. Наш полковой доктор Аркаша: «Давай я тебе промедол вколю!» — «Нельзя, и так уже три штуки в ноги». Приехали в Ханкалу – полуразрушенный подвал здания, где оперируют раненых. Слева от тропинки «двухсотых», то есть убитых, кладут, справа — «трехсотых», раненых. Меня положили и ушли. Я пригрелся под одеялом и уснул. Вдруг чувствую: кто-то ноги мне теребит, ботинки снимает. Открываю глаза — какой-то боец видит, что лежит труп в хороших ботинках и стал с меня их снимать. – «Эй, а ну — положи на место!». Он сел: «Ты что — живой что ли?» — «А то мёртвый что ли?». Боец сразу убежал.
Доктор вышел из здания операционной, спрашивает. — «Ты что здесь лежишь?» — «Где положили, там и лежу», — отвечаю. – «Ты живой что ли?» — «Ну, пока да». Два солдата-пацана меня перетащили в здание. Оказалось, что меня, когда привезли сюда, по ошибке положили к «двухсотым», а не к «трехсотым».
Награды: два ордена Мужества.
Проживает в Автозаводском районе.
Олег Шатохин, зам. командира батальона 245-го гвардейского мотострелкового полка, гвардии капитан.
— Чечня, первая кампания, 21 февраля… Как меня ранило… Вышли с боем к дороге южнее Грозного. Вижу — из Грозного едет «жигуль», «пятерка». Ждем, сейчас подъедет, но она разворачивается. Стали по ней стрелять, из машины выскочили несколько человек и залегли на обочине. Надо подъехать, посмотреть, кто такие. Подъезжаем на танке – в машине никого нет. Машина стоит, открываю дверь, а на заднем сиденье — картина. Только крикнул: «Терёшкин! Посмотри, что здесь» — из «зелёнки» трассеры полетели. Первый трассер попадает по танку, я разворачиваюсь — сноп пуль летит на меня, голову нагибаю, сначала мне в плечо толкнуло, а потом я развернулся — и вторая очередь мне голень пробила и бедро левое. Удар был такой, что как кувалдой. Понимаю, что стреляли из пулемета, метров со ста, очень близко стреляли. Это были те, кто выскочили из машины. Дикая боль, начинаю падать в этот арык, а там сидит боевик, хватаю его за шею, и чувствую, что силы у меня уходят. Боевик в арыке был без оружия, помню, что с ярким шарфом. Подбежавшие ребята— разведчики его замочили сразу. Тут эта машина с картиной загорелась и взрывается. Огромный факел огня!
Прапорщик Петров оттащил меня метров на пятьдесят, а чувствую, что я по горло в крови, весь мокрый, кровь из ноги хреначит. Понимаю, что жить осталось минуту от силы, кричу. Ребята перетягивают мне ногу этим «духовским» шарфом и закручивают его шомполом на ноге. Крепкий такой шарф был. Воткнули промедол мне, в ногу, легче стало. Терёшкин тоже был тяжело ранен. Как он выжил – не понимаю, в живот пуля попала, там все внутри намотало. Забросили меня на броню, тут и майор Васильев подъехал, и давай на меня: «Что ты наделал? Что я без тебя делать буду?» — «Задание выполняй…» Импульсивный был разговор. — «Давайте везите его на танке к медсанчасти!». Виталий Зябин, командир разведроты полка, меня повез.
Перенесли меня, раненого, на матрасе вместе с Лёхой Терёшкиным через канал, там «бэрээмка» стояла. Потом — в санитарную машину, и повезли в медроту полка. Наш полковой доктор Аркаша: «Давай я тебе промедол вколю!» — «Нельзя, и так уже три штуки в ноги». Приехали в Ханкалу – полуразрушенный подвал здания, где оперируют раненых. Слева от тропинки «двухсотых», то есть убитых, кладут, справа — «трехсотых», раненых. Меня положили и ушли. Я пригрелся под одеялом и уснул. Вдруг чувствую: кто-то ноги мне теребит, ботинки снимает. Открываю глаза — какой-то боец видит, что лежит труп в хороших ботинках и стал с меня их снимать. – «Эй, а ну — положи на место!». Он сел: «Ты что — живой что ли?» — «А то мёртвый что ли?». Боец сразу убежал.
Доктор вышел из здания операционной, спрашивает. — «Ты что здесь лежишь?» — «Где положили, там и лежу», — отвечаю. – «Ты живой что ли?» — «Ну, пока да». Два солдата-пацана меня перетащили в здание. Оказалось, что меня, когда привезли сюда, по ошибке положили к «двухсотым», а не к «трехсотым».
Награды: два ордена Мужества.
Проживает в Автозаводском районе.
